Amador Rojas

30.06.2017

 

Амадор Рохас, танцовщик фламенко цыганского происхождения, в танцевальном мире известен под своим настоящим именем. Родился в квартале Лос Паласиос (Севилья) в 1980 году. Надежда фламенко и восходящая звезда таблао, он добился оглушительного успеха на сцене, не имея профессионального танцевального образования, только благодаря упорным самостоятельным занятиям с просмотром видеозаписей своих кумиров. Для широкой публики молодого талантливого артиста открыл легендарный Антонио Каналес, но окончательно тот смог поверить в свой успех только после ряда положительных отзывов на поставленное им шоу «Мандала». " Смелое искусство и закалка видны в танце Амадора Рохаса, восхищение народа его несравненным искусством, кровь замечательных танцовщиков течёт в жилах Амадора и превращается в чистую любовь, когда он начинает танцевать".

Уроженец квартала Лос Паласиос, цыган по крови, Амадор Рохас начал танцевать и учить дроби в семь лет под руководством маэстро Фарруко, и этим заложил для себя основы будущего мастерства. Конечно, Амадор не мог брать полноценных уроков танца, поскольку они были слишком дороги для семьи, но он упорно совершенствовал технику, раз за разом просматривая видеозаписи своих любимых байлаоров. К двенадцати годам он полностью сформировал собственное представление о фламенко и начал выступать как солист, создавая собственные хореографические сочинения.

В шестнадцать лет он присоединился к труппе Сальвадора Таморы, выступавшей не только в Испании, но и за её пределами. В этой труппе он проработал пять лет, объехав полмира со спектаклем «Кармен». После этого Амадор вновь вернулся к сольным выступлениям, параллельно сотрудничая с коллективом Эвы Йербабуэны (постановки «В четыре голоса» и «Пять женщин»). Вскоре его увидел Антонио Каналес и был так впечатлён искусством молодого байлаора, что ввёл его в качестве солиста в свои спектакли «Дом Бернарды Альбы» и «Рука об руку».

Уже обретя прочную известность и собственную труппу, Амадор Рохас берётся за постановку спектакля «Цыганский язык Кало», основанного на истории жизни мексиканской художницы Фриды Кало, и исполняет в нём главную роль. Его перевоплощение на сцене и сходство с Фридой было невероятным. За эту работу он получил премию «Артистическое открытие» на севильском фламенко-биеннале 2008 года. И там же, в своей родной Севилье, год спустя Рохас ставит имевшее оглушительный успех шоу «Мандала», в котором он соединил традиции и новейшие течения искусства фламенко и показал самые разные грани нашей жизни.

Успех «Мандалы» был таким, что из Севильи Амадор Рохас повёз её в Лос-Анджелес, где его признали весьма перспективным танцовщиком и вручили премию «Золотая лира». Оттуда «Мандала» (название постановки в переводе с хинди означает «начало и конец жизни») триумфально прошествовала через Мадрид, Францию и Бразилию. В настоящее время артист взял курс на Южную Америку, чтобы показать свой хит и там. Самоучка, страстный и решительный, Амадор Рохас на своём пути к успеху имел возможность поучиться и перенять сценический опыт у нескольких величайших артистов фламенко, причём не только танцовщиков. Среди них члены семей Монтойя и Моренте, Мануэла Карраско, Хуана Амайя, наконец, Антонио Каналес.

 

 

Интервью с Амадором Рохасом. Артист представляет свой спектакль «Мандала»

«Самое главное во фламенко – это чувствовать.»

20 апреля 2011, журналист: Пабло Сан Никасио

 

Мне удалось подстеречь артиста в отеле спустя считанные часы после премьеры в Мадриде «Мандалы», его представлении о глубине и значимости фламенко. Амадор Рохас – танцовщик чувств и порывов. И хотя спектакль уже закончился, артист остаётся таким же искренним и открытым, как и его герой на сцене.

Спектакль, что ты ставишь в Мадриде, существует уже два года.

- Да, в Севилье, после завершения постановки о Фриде Кало. «Мандалу» мы показывали не так уж много, поэтому я был рад предложению восстановить её на мадридской сцене, на Гран Виа… Уфф.

Что такое «Мандала»?

Это идея (концепция) очень личного танца, потому что на сцене только я и музыканты. У каждого из них есть свой сольный номер, момент, когда встречается его музыка и мой танец. Это ритуал, больше свойственный восточной философии, с отсылками к Шиве, индийской культуре, из которой, как говорят, произросла цыганская… хотя в центре всего остаётся фламенко. Конечно же.

Я танцую соло под аккомпанемент скрипки – инструмента, который более всего отзывается в моём теле, возвышает его. И другое соло, под гитару, которая представляет собой разговор, речь … и так со всеми. Перкуссия – это ноги, стопы, пение – это вдохновение, истории, которые рассказывают мне окружающие…у каждого есть своя конкретная задача. Всей труппой мы танцуем фарруку, тангос, алегриас и солеа… но самые сильные моменты – это соло, с каждым.

Я не заканчиваю программу булерией, потому что это неправильно в данном случае. Иногда да, ты можешь закончить так, и люди радостно опрокидывают долгожданный стаканчик и так далее… но «Мандала» не приемлет финал пор фиеста, она требует совершенно другого завершения, вот увидите.

Расчёты с хорошо знакомыми музыкантами

«Я никогда не ищу потомственных гитаристов, конкретно этого или именно того, тех, которые просто играют, и всё. Мы должны быть сплочёнными и проверенными, исключение составляют разве что непредвиденные случаи, как со скрипками в этот раз, я всегда стараюсь работать с людьми, которые меня хорошо знают, с которыми мы знакомы достаточно долго.

Например, Хесус де Росарио не нуждается в представлениях. Он – автор всей музыки в спектакле, кроме увертюры, которую написал Йо-Йо Ма. Хесус для меня как член семьи, у нас полное взаимопонимание на сцене, кроме того, мы стараемся, чтобы каждое выступление было отличным от предыдущего – в нюансах, расставлении акцентов и так далее. Хесус, остальные музыканты и я. Это смысл существования «Мандалы», уникальность каждой её секунды. Гитара Хесуса – наша движущая сила, «волшебный пендель», если угодно, такой она и должна быть. Я не могу работать с наёмными гитаристами, потому что сам не хочу быть наёмным танцовщиком. В этот раз Хесус взял с собой своего младшего брата Килино, который, соответственно возрасту, в спектакле играет мальчика.

Поют в спектакле Эль Пульга и Ла Тана, на перкуссии у нас Луис Амадор.

Для чего вы взяли Хуана Абичуэлу Третьего?

Я услышал его игру в прошлом году в Гранаде, во фламенковом концерте в Корраль дель Карбон. Мы подошли ко входу в аудиторию и услышали удивительные звуки. Спросили, кто это был. Он репетировал с Кике, сыном Энрике Моренте. Его гитара звучала невероятно. Мы с ним поговорили и решили сделать что-нибудь вместе. Он будет великим, определённо. Перед моим выходом он играет десятиминутное соло. Я сказал ему: играй что хочешь. Сегодня это была ронденья, завтра будет солеа… всё, что он считает нужным. Я считаю, мы должны помогать друг другу. Своей игрой он ничего не отнимает у меня, а только дарит нужное настроение, настроение фламенко. Хотя вообще во фламенковом сообществе не принято помогать друг другу.

Когда мы ставили «Фриду Кало», к нам приходили артисты из других трупп, я старался всех поддерживать, это не так уж и странно, во всяком случае, не должно быть чем-то удивительным.

Поговорим о твоих корнях и о людях, которые воспитали в тебе артиста.

Что ж, прежде всего я должен сказать о Сальвадоре Тавора. Это неизбежно. Он представил меня своей труппе и спросил: «Как тебе нравится Марио Майя?», а я… ну, понятно. «А кружиться умеешь?» - ну, я показал.

Он говорил мне, что я жуткий индивидуалист… а я провёл в его труппе пять лет, мы гастролировали с «Кармен». Это был старт моей профессиональной карьеры.

Потом я вернулся в Севилью, где закалился в разных таблао, познакомился и поработал с труппами семьи Монтойя, братьев Гальван, с Пилар Таволой, Мануэлой Карраско… они были моими учителями.

И Фарруко?

Я начал заниматься у него, когда мне было семь, но я не понимал его объяснений, пока мне не исполнилось пятнадцать или шестнадцать. Мой отец знал, что Фарруко – лучший цыганский танцовщик своего времени, он дал мне семь или восемь уроков, не больше.

Сначала он говорил мне, что я должен раскрепостить верхнюю половину тела, потому что ноги у меня были слишком подвижные. Он наполнил мои вены током фламенко и впервые вывел меня на сцену. Это было в каких-то посёлках, в мои семь и восемь лет.

Пока Эва Йербабуэна…

Между нами довольно быстро было решено, что я не могу принадлежать какой-либо труппе, что я должен идти только своим путём. Это тяжело, но иначе я не умею. Я оставил коллектив, уехал в Мадрид и начал практически с нуля.

Покорение столицы – очень старая традиция.

Правда? Чемоданчик, 50 евро в кармане, надежда на то, что кто-нибудь приютит меня в своём доме, где я смогу работать… параллельно пробуясь в разных таблао.

Я остановился у Арки Ножовщиков, там однажды провёл ночь Антонио Каналес. Представь себе… он подошёл ко мне и сказал, что хочет взять меня в свой спектакль «Величайшие во фламенко»… это было словно заново родиться. Он – он! – ходил в таблао, чтобы посмотреть моё выступление… до сих пор удивляюсь.

Кроме того, не забывай, что я говорил тебе о Хуане Абичуэла в моём спектакле. Давать сценическое время начинающим. В моём случае это как благодарность Каналесу. Я не из тех, кто стучится в разные двери, чтобы попасть в программу, я продвигаюсь благодаря танцу, а не бюрократии, я не собираюсь обивать пороги чиновничьих кабинетов.

Ты не похож на танцовщика, живущего прошлым.

Когда я оглядываюсь в прошлое, это немного сбивает меня с толку. Иностранцам предлагают фламенко, которое танцевали семьдесят лет назад. Они смотрят на цыганскую девчонку, которая совершенно не умеет двигаться, зато у неё есть гребень… и которая ровным счётом ничего не выражает ни в алегриасе, ни в тангосе, они пустые у неё. Если смотреть только в прошлое, не добьёшься ничего. Нужно искать новую эстетику, смешивать жанры и стили. Мне бы очень понравилось танцевать под музыку Принса или Бейонсе. Стоит посмотреть, что творят такие артисты, как Рубен Ольмо, Рафаэль Эстевес, Исраэль Гальван… Они слишком хорошо знают, что такое прошлое фламенко, они несут его в себе, но не выплёскивают бездумно наружу. Они – авангард.

Что для тебя самое важное?

Прежде всего - чувство. То, что каждое мгновение должно быть уникальным, неповторимым, чувство – это то, что заставляет людей возвышаться над собой, даже неосознанно. И фламенко в этом смысле отличается от других видов искусства. Власти должны это знать. Они не сохраняют фламенко. Да, они хотят, чтобы оно существовало, но хотеть – это одно, а сохранять, развивать, чтобы оно жило – совсем другое. Для этого нужно ещё много усилий приложить.

О спектакле "Мандала":

Танцовщик Амадор Рохас объединил авангард и традицию в своём последнем спектакле «Мандала», где автор перебирает «разные способы увидеть цвета дня». Как объяснил артист в интервью, название спектакля пришло из языка хинди и обозначает «священный круг», ритуал, начало и конец жизненного цикла. Это способ «выказать уважение» всей истории фламенко, не забыв ни его истоков, ни сегодняшних художественных экспериментов. Таким сочетанием артист хочет напомнить публике, что такое «первобытное» фламенко, и, проведя зрителя через сегодняшний день, вернуть к образу «вечного фламенко». «Чтобы развернуться к каждому, я должен стартовать из одной и той же точки», - объясняет байлаор. Согласно его признанию, его способ понимать танец связан со старыми кантаорами, скорее с музыкой, чем с хореографией. Это и есть то, что видит публика в зале: «волшебная нить между музыкантом и танцем». «Для меня разные жанры фламенко – это разные способы выражать себя», - говорит Амадор Рохас. Он считает, что это ощущение у многих танцовщиков сегодня несколько утеряно, потому что «в разных жанрах выражаются примерно одинаковые чувства». Рохас показывает в спектакле те жанры, в которых он чувствует себя наиболее комфортно и где в рамках ритма может выразить всё, что хочет. «Выразить себя через движение – значит как следует использовать компасы.» В этой постановке танцовщик показывает зрителю те жанры, в которых он чувствует себя лучше всего: солеа, фаррука, тангос и алегриас. Для Рохаса фламенко «не само выросло», но родилось из смешения разных культур прошлого, «так же как и цыган, который есть пёстрая смесь». Отсюда происходит чистота этого искусства. И хотя Амадор Рохас признан «современным танцовщиком», артист старается уйти от этого ярлыка и, хотя зритель может ожидать иного, он – «танцовщик фламенко». И считает: «Дух фламенко вполне современен, не упускайте возможности наполнить его и другими, самыми разными идеями».

 

Перевод: Людмила Куванкина