Согласно Академическому Словарю испанского языка слово «дуэнде» в одном из значений – «волшебство, очарование таинственного, загадочного и истинного пения».
У всего на свете есть своя тайна. А у дуэнде? Где она скрыта, и где ее корни?
Дуэнде – не абстракция, не иллюзия и не вымысел романтиков и поэтов. Его существование для многих исполнителей фламенко – это реальность, в которую они искренне верят. Важно одно – подобрать ключ. Один поворот ключа – завеса над тайной дуэнде приподнята, и ты во власти извечного Света, готовый к схватке с Вечностью. Сладостная боль и трепет удовольствия пронизывают душу и заставляют вибрировать плоть. Чаще всего дуэнде проходит мимо или появляется, когда совсем не ждешь. Никто из профессионалов фламенко не отважится сознаться, что никогда не ощущал и не чувствовал присутствия дуэнде.
Утонченное и деликатное мнение испанского поэта Хоакина Ромеро Мурубе по поводу истинного дуэнде гласит:
«Дуэнде в пении фламенко появляется в течение одной тысячной доли секунды и не всегда, а лишь в редчайших случаях. Смешны и глупы певцы, которые полагают, что дуэнде можно вызвать искусственно – путем прерывания ритма и гортанными судорогами».
Неизвестны истоки и не изведаны тропы, ведущие к дуэнде.
Чато де ла Исла (1926), один из великих певцов из Сан-Фернандо (Кадис), верит в моментальное вдохновение и считает, что дуэнде приходит внезапно, «как икота».
Путь к душе и поиск тайников сердца искали многие: от изнуренных аскетов до изощренных мистиков.
Возможно, истоки дуэнде следует искать в традиционной суфийской музыкальной культуре.
Осмысление процессов движения и возникновения дуэнде можно обнаружить в древнеарабских трактатах по музыке. В арабском мире дозволенность музыки оправдывалась ее способностью «приводить душу в движение». Это состояние измененного сознания называлось словом «хал».
Танец – это вовсе не то, когда ты все время прыгаешь,
Когда, выпив, ты, подобно пылинке, взлетаешь в воздух.
Танец – это когда ты уходишь из обоих миров,
Рвешь сердце, и дух твой возносится.
(Маснави)
В исламе не существовало своей культовой музыки. В последующем этот пробел был восполнен мистиками – суфиями.
Из чтения священного Корана нараспев и вырос зикр – ритуальное поминание имен и эпитетов аллаха. Эти слушания (сама) на ранних стадиях развития суфизма должны были проходить в уединенном месте, для того чтобы лучше сосредоточиться и не ввергать в смущение окружающих. Массовые экстатические состояния, будь то рецитация священных текстов, ритмические телодвижения или само слушание, могли длиться сутками без отдыха.
Великий шейх суфизма аль-Газали (1058-1111) о воздействии пения на внутренний мир верующего в трактате «Воскрешение наук о вере» пишет:
«Знай, что пение более способно приводить в экстаз, чем Коран, в семи смыслах…»
До сих пор в арабском мире популярна притча о пророке Дауде (библейский Давид), о которой сообщает другой мистик аль-Худживири (ум. 1071) в труде «Раскрытие сокрытого за завесой». Суть притчи вкратце такова:
«Аллах превратил глотку Дауда в волшебную флейту. От ее звуков останавливались реки, падали птицы с небес, собирались на ее звуки люди, никто не мог ни есть, ни спать – только слушали: всем овладевал экстаз. Тот, кому было дано постигать в музыке ее высшую суть, слышал в его голосе эманацию Истины».
Таким образом, как и дуэнде, хал – возвышенное настроение, сильное волнение, полное опьянение, потеря контроля над внешним миром, уход в себя и т.д.
Все чувствует душа, - это хал или дуэнде.
Цыгане, тяготевшие к арабско-персидской музыкальной культуре, продолжали заимствовать из нее все новые и новые элементы. И сделали для себя главный вывод, что связь поэтического слова и определенного ритма способна оказать возбуждающее воздействие на разум сама по себе. До сих пор почитаема в их песнях мистическая поэзия суфиев-поэтов, например, арабско-андалусского мыслителя, мистика и поэта Ибн Араби.
В леки Ф. Г. Лорки «Дуэнде, тема с вариациями», впервые прочитанной весной 1930 года в Гаване, по поводу этой связи с арабской музыкой говорится следующее:
«Приближение дуэнде знаменует ломку канона и небывалую, немыслимую свежесть — оно, как расцветшая роза, подобно чуду и будит почти религиозный восторг.
В арабской музыке, будь то песни, танец или плач, дуэнде встречают неистовым «Алла! Алла!» («Бог! Бог!»), что созвучно «Оле!» наших коррид и, может быть, одно и то же. А на испанском юге появлению дуэнде вторит крик души: «Жив господь!» — внезапное, жаркое, человеческое, всеми пятью чувствами, ощущение бога, но милости дуэнде вошедшего в голос и тело плясуньи, то самое избавление, напрочь и наяву освобождение от мира, которое дивный поэт XVII века Педро Сото де Рохас обретал в семи своих садах, а Иоанн Лествичник — на трепетной лестнице плача.
Если свобода достигнута, узнают ее сразу и все: посвященный — по властному преображению расхожей темы, посторонний — по какой-то необъяснимой подлинности».
Дуэнде – это таинственная сила и мощь, которыми овладевает сердце и душа человека. Его можно только почувствовать, и никто не объяснит словами. Это как состояние опьянения или мистического озарения, тайну которого можно раскрыть для себя, лишь выпив бокал вина (символ Божественной истины у мистиков). И невозможно всколыхнуть душу без очередноо глотка, который осеняет сердце благодатью, заставляя переживать, творить, любить и таневать.
«Не знал истинной жизни в мире тот, кто жил в трезвости, кто не умирал опьяненный вином, лишенный разума», -
Говорит суфий-мистик, формулируя застольный мотив традиционной суфийской лирики.
Антонио Майрена (1909-1983), необыкновенный певец и исследователь фламенко, который годами изучал пение фламенко, верил в дуэнде.
«У меня были моменты транса, это то, что называют также моментами экстаза. Это чувство полного отрешения и присутствия в другом мире. Это великое ощущение. Мой дух как будто находился в далеком плену, а просыпаясь от летаргии и плена, чувствую себя свободным и слегка изнуренным от моих интимных переживаний».
Из многочисленных высказываний по поводу дуэнде особо следует выделить суждения испанского поэта Ф. Г. Лорки. Относительно дуэнде он написал бессмертные страницы. Отчеканил понятия - «мрачные звуки», «культура в крови», «черное туловище фараона», - без которых язык фламенко был бы достаточно бедным. В этих высказываниях заметно желание автора осветить сущность и значимость дуэнде.
Несколько его соображений и строк из вышеупомянутого доклада «Дуэнде, тема с вариациями»:
«По всей Андалузии - от скалы Хаэна до раковины Кадиса - то и дело поминают дуэнде и всегда безошибочно чуют его. Изумительный исполнитель деблы, певец Эль Лебрихапо говорил: "Когда со мной дуэнде, меня не превзойти". А старая цыганка-танцовщица Ла Малена, услышав, как Брайловский играет Баха, воскликнула: "Оле! Здесь есть дуэнде!" - и заскучала при звуках Глюка, Брамса и Дариуса Мийо.
Мануэль Торрес, человек такой врожденной культуры, какой я больше не встречал, услышав в исполнении самого Фальи "Ноктюрн Хенералифе", сказал поразительные слова: "Всюду, где черные звуки, там дуэнде". Воистину так.
Великий андалузский артист Мануэль Торрес сказал одному певцу: "У тебя есть голос, ты умеешь петь, но ты ничего не достигнешь, потому что у тебя нет дуэнде".
Дуэнде возможен в любом искусстве, но, конечно, ему просторней в музыке, танце и устной поэзии, которым необходимо воплощение в живом человеческом теле, потому что они рождаются и умирают вечно, а живут сиюминутно. Часто дуэнде музыканта будит дуэнде в певце, но случается и такая поразительная вещь, когда исполнитель превозмогает убогий материал и творит чудо, лишь отдаленно сходное с первоисточником. Так Элеонора Дузе, одержимая дуэнде, брала безнадежные пьесы и добивалась триумфа; так Паганини - вспомним слова Гете - претворял в колдовскую мелодию банальный мотив, так очаровательная девушка из Пуэрто-де-Санта-Мария на моих глазах пела, танцуя, кошмарный итальянский куплетик "О Мари!" и своим дыханием, ритмом и страстью выплавляла из итальянского медяка упругую змею чистого золота. Все они искали и находили то, чего изначально не было, и в дотла выжженную форму вливали свою кровь и жизнь. Лишь к одному дуэнде неспособен, и это надо подчеркнуть, - к повторению. Дуэнде не повторяется, как облик штормового моря».
Предполагается, что фигура певца была звучащим сознанием андалусского народа, которое давало выход боли, страданиям и радости. В пении хондо кантаор, раскрывая душу народа, страдает и отчаивается, радуется и смеется.
Я о грусти моей расскажу в песне.
Потому что петь – значит плакать.
Я о радости моей расскажу в танце,
Потому что танцевать – значит смеяться.
(Андалусская песня)
Исполнитель фламенко, интуитивно чувствующий магическую силу «мрачных звуков», вместе с личной мимикой в пении и магией жестов в танце раскрывает свой внутренний мир, где скрыты тайны дуэнде.
Дуэнде является промежутком между его земной и божественной сущностью или между внешним и внутренним миром. Обладатель сердца и дуэнде полностью погружен в себя и отделен от внешнего мира.
Прибытие дуэнде дает ощущение свежести и правдивости. И нет более правдивых слов, фраз, жестов, которые вырываются из дремлющих глубин памяти исполнителя. Если певец одержим дуэнде, то он отрывает от себя каждое слово с таким внутренним страданием, будто вырывает частицу своей плоти и существа. Эти звуки и стоны проникают до самых глубин, раскалывают душу слушателя и являются свидетельством борьбы, которая глубоко скрыта и едва видна в жесте и мимике артиста. Они представляют реальную силу, которая давит и вырывается наружу, вызывая трепет удовольствия и сладостную боль.
Это как нарисованное живое действие, когда певец способен извлечь испытываемые им чувства и переживания до самых глубин»:
Ф. Гарсия Лорка говорит о чудесных «кантаорах» - о певцах, которые «вызволяют мелодии из спящих глубин»:
«Эти черные звуки - тайна, корни, вросшие в топь, про которую все мы знаем, о которой ничего не ведаем, но из которой приходит к нам главное в искусстве. Испанец, певец из народа говорит о черных звуках – и перекликается с Гете, определившим дуэнде применительно к Паганини: "Таинственная сила, которую все чувствуют и ни один философ не объяснит". Итак, дуэнде - это мощь, а не труд, битва, а не мысль. Помню, один старый гитарист говорил: "Дуэнде не в горле, это приходит изнутри, от самых подошв".
Если не видно лица исполнителя, его переживаний и присутствия дуэнде, то песня кажется не достигшей наполненности и не передающей до конца своей сущности.
Поэтому песни хондо традиционно исполнялись в небольших и маленьких двориках.
В атмосфере, когда певца было так же видно, как и слышно, выразительность мимики и жестов приближала слушателей к чувствам исполнителя и заставляла невольно сопереживать ему. В этом бормотании и волнистых перекатах голоса присутствовал дух откровения, как если бы он исповедовался и раскрывал самое сокровенное.
Такое впечатление оставляет пение хондо первоначальных стилей фламенко (мартинете, тона, дебла, солеа, сигирийя).
Мануэль Эль Агухета (1939), уроженец Хереса, - гений пения хондо и вечный странник, путешествовавший в поисках «великого пения» и дуэнде, всегда носил с собой портрет мастера «мрачных звуков» Мануэля Торре, считая его своим учителем и другом. Мощь и благородство всегда присутствуют в его архаичном голосе:
«Я пою изнутри одиночества, потому что в глубине моей ночи, в глубочайшем истоке моего пения хондо я одинок. Потому что мои пшеничные поля, мои подсолнухи, наполненные солнцем, скрыты во мраке».
А когда во время записи у него спросили: «Что ты желаешь спеть, Мануэль?», он ответил: «Мартинете и сигирийяс». И на вопрос: «А что еще?», ответил: «Остальное все лишнее».
Пение хондо заманивает загадочностью, таинственностью древних возгласов находящегося в лирическом трансе исполнителя. Это исполнение, пронизанное отчаянием, но не злобой, это голос, что идет уже не из гортани и не из груди, а из всего тела.
Это пение отрешенным голосом, который вначале разрушает ноты, а затем вновь их рождает для передачи слушателям.
Между криком и стоном, исходящим из глубин, не остается ничего, кроме голоса, который обжигает сердце, грудь и горло певца.
Иногда это настолько сложно, что требует полного сосредоточения в ожидании приближения дуэнде, что так же прекрасно, как и сама песня. В этот момент певец как бы устанавливает связь с внутренним ритмом сердца, аккомпанементом гитары, дыханием слушателя.
Наверное, этим можно объяснить привычку многих исполнителей петь с закрытыми глазами.
Это лица, исполненные глубокого внутреннего смысла, которые ведут поиски спящего дуэнде, чтобы разбудить его и вернуть все величие и всю печаль любви.
Жесты в песне, танце и при игре на гитаре – это необходимый и очевидный признак присутствия личности и дуэнде. Они являются подтверждением выразительности, глубины, чистоты и интимности, которую выражает мягкий или грубый, но всегда скорбящий голос певца.
Руки напряжены, иногда трепещут. Они ничего не доказывают. Они не прилагают усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Руки певца фламенко являются знаком искренности и присутствия дуэнде. Они чутко откликаются на чувства, переживания и боль, что идут из глубин души, которые голос может прятать. Но руки не могут лгать. Если они обманывают, то это очень легко заметить: они становятся грубыми и хвастливыми.
Ансельмо Гонсалес Климент (1927-1988), автор книги «Фламенкология», рассказывая о певице из Утреры – Фернанде де Утрера (1923), «лучшей исполнительницей солеа всех времен», говорил, что ее голос был инструментом, который передавал волнение и дрожь в каждом из стихов:
«Она владела глубоким чувством гармонии и дуэнде. Ее выразительный жест свидетельствовал о страдании, от которого нам не ускользнуть. В течение нескольких секунд мы втягиваемся в глубину ее тайны. Фернанда осаждает, наводняет, ранит, вторгается».
Лишенный дуэнде жаждет его, а достигнув, жаждет того, что за ним. Ведь опьяненный не ведает о своем опьянении, а наслаждающийся знает не о своем наслаждении, а лишь о том, чем он наслаждается.
Что хотела выразить певица Тиа Аника Ла Пириньяка, говоря, что когда она поет приятным голосом, она чувствует кровь?
Чего желал певец Эль Чоколате, когда следил, чтобы во время пения его окружали только приятные лица?
Что чувствовал Маноло Караколь, заверяя, что когда он вдохновенно пел, то почти не ведал, что творил, «как будто он переносился на арену боя быков и, воодушевленный, не чувствовал перед собой опасности»?
Сколько еще необъяснимого и загадочного скрывается за дуэнде?
(Из книги Эль Монте Анди "Тайны забытых легенд")